Фото: akseny.ru

В начале февраля 2013 года человечество потрясло известие – Папа Римский объявил о своем добровольном отречении от престола. Впрочем, потрясло ли? Ведь речь шла не о новом шоу Мадонны, и не о грандиозной свадьбе Элтона Джона, и не об очередном скандале в семействе Виндзоров. Ну, снял с себя Папа Римский митру. И что? Был один Папа, будет другой Папа. Какая разница? В конце концов, в мире полно других не менее интересных событий. И все бы нечего, да только тревожит одно обстоятельство – предыдущее отречение Папы было совершено почти 600 лет назад. Видимо, у Бенедикта XVI были довольно веские причины отдать перстень рыбака. А народ, как говорят, не проведешь. Весь мир чешет затылки: неужто радикальный поступок Бенедикта вызван гей-скандалами? Неужели Папа ушел, не выдержав прессинга «толерантности». Все может быть. Однако даже у самых толерантных людей известия о гомосексуальных разборках в церковной среде и последовавшей за ними отставкой Папы, наверняка, вызвали хрестоматийный вздох: «Прогнило что-то в датском королевстве».

Но только ли в «Датском королевстве» что-то прогнило? 23 апреля 2012 года Патриарх РПЦ Кирилл выступил с речью, знаменующей начало молебна в защиту веры и поруганных святынь. Это жутковатое выступление было ответом на безобразную, но, по сути, незначительную, глупую и бессмысленную выходку каких-то бездарных, никому неизвестных акционерок. Тысячи людей, часть из которых была облачена в яркие маскарадные костюмы, слушала двадцатиминутную речь Патриарха, похожую на выступление сержанта в школе новобранцев. Глядя сквозь яростный прищур, Кирилл метал молнии гнева в собравшуюся толпу. Да и во весь окружающий мир. И происходило это все на фоне циклопической постройки Храма Христа Спасителя, символизирующего для большинства россиян не величие Православия, а материальное богатство Российской Церкви. Даже малейшего намека на кроткий призыв к смирению, милосердию, доброте и любви к ближнему своему в речи Патриарха не прозвучало. Только всеподавляющая ярость и гнев господень. Церковь в лице Патриарха в тот день выглядела даже не государственной усмирительной рубашкой, а тяжеловестной дубиной, которой «безгрешная» власть лупила нас, грешников.

Все, что происходит последнее время в русле традиционных христианских конфессий, вызывает у всех нормальных людей настороженность и никак не способствует увеличению церковного авторитета. Скорее, наоборот, люди начинают искать свой духовный путь в стороне от привычных религиозных институтов, например в язычестве.

Человек в христианском контексте считается венцом творения. Но этот «венец», несмотря на явление Спасителя, искупившего однажды его грехи, за две тысячи лет изгадил вокруг себя все, что только можно изгадить. Прежде всего, собственную душу. При этом он продолжает считать себя венцом. Но чувствует себя венец довольно скверно.

Для уставшей от самой себя цивилизации язычество представляет некоторую привлекательность. Оно обладает многими положительными качествами. Во-первых, это — культ силы, здоровья, жизни, единения с природой. Во-вторых, — культ природы, бессмертной в своем циклическом повторении. В-третьих, культ предков и культ продолжения рода. Сегодня нередко язычеством называет поклонение Золотому Тельцу, обвиняя передовую, «прогрессивную» часть человечества в тотальной меркантилизации. Действительно, несколько веков люди под прикрытием христианских обрядов служат Мамоне. Однако есть и другой, первозданный вид язычества, который изобразила в своей повести Ирина Богатырева.

Повесть «Луноликой матери девы» — сочинение в определенном смысле реакционное. Оно явно противостоит погрязшему в глубоком кризисе христианству. Не тому живому апостольскому первохристианству, а дискредитировавшему себя государственному институту, ставшему важным рычагом в руках власти. Странная реальность, рожденная воображением Ириной Богатыревой, — это именно та альтернатива двухтысячелетней христианской цивилизации, разрушившей природу и погрязшей в тупиковых кризисах – нравственном, экономическом, интеллектуальном, духовном.

Почему-то повесть «Луноликой матери девы» причисли к подростковой литературе. И даже объявили ее автора лауреатом III Международного конкурса имени Сергея Михалкова. Довольно трудно представить российского подростка, читающего этот текст. И дело здесь не в том, что он изложен совсем не детским языком, а некой неспешной довольно тяжеловесной повествовательной вязью, и не в том, что в сюжете напрочь отсутствуют яркие «спецэффекты». Просто повесть «Луноликой матери девы» пропитана открытой романтикой, а это сегодня совсем не модно. Иначе говоря, повесть Богатыревой — несовременна и несвоевременна. Она бы имела успех у советских школьников 60-70-х и отчасти 80-х годов. И, вполне вероятно, имела бы успех немалый благодаря поддержке школьных воспитателей: на ее страницах прославляется сила воли, духа, трудолюбие, смелость и другие идеалы пионерской организации. Но сегодня в среде молодежи, выдрессированной на достижение индивидуального успеха, выражаемого, прежде всего, в размере денежного состояния, такая романтика вряд ли будет популярна.

Небольшой пример. Хотя повесть Ирины Богатыревой адресована подросткам, в ней присутствует довольно откровенное описание первого эротического переживания одной из героинь:

«У меня голова кругом шла. И так все сладко, будто в дурмане. И тут, — она положила руку на живот, — тут все ныть стало, Ал-Аштара. Не знаю, как и вывернулась от него. Верно, ээ помог. Что со мною, сестра? Он околдовал меня? Но как? Когда?Чем?»

(Следует пояснить, что Ал-Аштара – это имя главной героини повести, а ээ – ее дух-союзник.)

Увы, сегодня рецепторы пробуждающегося любовного чувства пуберта реагируют на другие объекты – например, на пластиковую кредитную карточку или ключ от автомобиля. Очарование мужеством и красотой уже не «торкает» трепетные юные сердца. Для возбуждения первого эротического импульса нынче важно насколько объект соответствует шаблонам, запечатленным в таблоидах и на телеэкранах. Поэтому, среднестатистическая юная читательница, скорее всего, просто не поймет, о чем ведет речь автор.

В начале 90-х годов читающая Россия, сотрясаемая невероятными переменами, ко всему прочему испытала некий приступ «кастанедомании». В те времена многие молодые умы были поглощены откровениями мексиканского мага Хуана Матуса, изложенного в книгах американского антрополога. Надо сказать, что составы языческой начинки повести Ирины Богатыревой и замеса книг Карлоса Кастанеды довольно близки. И там, и там царствует Ее Величество Магия, с блуждающими двойниками, смещением реальности, анимизмом, шаманизмом, галлюцинациями, употреблениями психотропных средств. Вот если бы, Ирина Богатырева предложила публике свою повесть тогда, в начале 90-х, когда уходил за горизонт последний вагончик добротных книг для тех, кто пытается разобраться в себе и в окружающем мире, тогда бы ее звезда точно запечатлелась на литературном небосводе. Но в наши дни книга Богатыревой зависла в воздухе между гигантской горой талмудов бессмысленного фэнтези, разукрашенного в псевдоисторические, псевдомифологические тона и полузабытыми романтическими сказками Максима Горького.

Действие повести происходит непонятно когда и непонятно где. Вроде бы это Южная Сибирь, но с другой стороны, в тексте упоминается Итиль (Волга) и античное чудовище Грифон. В комментариях к повести сказано, что – это первая часть трилогии про неких скифов Алтая, но по большому счету эти языческие приключения могли происходить, где угодно — как на Алтае, так и в Мексике.

Главные действующие лица повести – девочки лет 13-14-ти, из охотничьего племени. Им предстоит пройти некую инициацию, чтобы стать полноправными участницами общества. Настает определенный момент, и девочки отправляются в дремучий лес, дабы под руководством колдуньи Камки (аналог кастанедовского Дона Хуана) пройти посвящение во взрослую жизнь. Некоторым из них суждено стать «девами луноликой матери», то есть бесстрашными амазонками-девственницами, сакральными защитницами своего племени. Остальные должны вернуться крепкими и умелыми охотницами, готовыми, как к добыче пропитания, так и к материнству. Камка постоянно устраивает им нелегкие испытания, приучая жить в гармонии с природой и ее духами.

Устами старухи-колдуньи автор внушает читателю, что ничего в природе не делается без серьезных последствий. Всякое действие имеет серьезный результат, так как любое существо и любой предмет в окружающем мире одушевлены. Охота – это не просто убийство животного для утоления собственного голода, а священнодействие, совокупность ритуалов. Солнце всходит и заходит не просто так, а по определенной мистико-религиозной причине. Небо – это не пустая высь, а Бог, источник жизни и смерти. И так далее. Кстати, Богатырева ясно указывает, что племя, о котором идет речь в книге, исповедует языческий монотеизм: духов – много, но Бог – один.

Пройдя огни и воды нелегких испытаний, девочки возвращаются в становище, где их ждет главный и самый тяжелый экзамен. Они должны отречься от будущего материнства-замужества и уйти в затвор. По идее, Ал-Аштара тоже должна в финале повести принять свое предназначение, покинуть навсегда людское общество и слиться с природой, как того требует языческий закон её племени. Но духи указывают, чтобы она вернулась к людям, к семье, к родителям. Этим неожиданным политкорректным отступлением Ирина Богатырева и заканчивает свою «песнь». Таким хэппи-эндом она как бы соединила красоту и силу язычества с более привычной читателю традицией семейной жизни, почитаемой как язычеством, так и христианством.

Сегодня первозданное язычество привлекает человека тем, что уводит его в честный иррациональный мир свободы и силы. Уводит с арены изнурительной гонки за материальными благами, опустошающими и душу, и разум. Однако вряд ли Богатыревой удастся достучаться до тех, кому адресована эта книга. Современный пубертат (за редким исключением), зараженный клиповым сознанием, не имеющий привычки читать и размышлять, едва ли доплывет до конца реки неспешного романтического повествования о «Девах луноликой матери». Но это уже, как говориться, проблема читателя, а не писателя.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>